"Иногда простая и приемлемая ложь
оказывается лучше сложной
и непонятной истины"
…Однажды, 7 марта 2002 года, я решил, что надо пойти в поход (подробнее смотри "Как я решил организовать Майский слёт"). Такое решение было связано со многими моими хорошими друзьями. "Как мало в жизни приключений на нашу… голову", - подумал в тот день я и начал собирать команду. Первоначально поход был намечен на весенние каникулы с 25 по 31 марта. Эта идея была обречена на провал, так как моя мама в свои годы много времени отдала горному туризму и альпинизму, в доказательство чего мне были рассказаны многие байки, содержание которых привести здесь не представляется возможным. В снег, дождь, холод и сырость пытаться уйти куда-то казалось бесполезным.
Но время шло. На улице потеплело, растаял снег, высохли дороги, позеленели и зацвели деревья. Близился май. Промежуточным звеном в подготовке похода можно считать празднование моего дня рождения, которое проходило ровно через месяц после зарождения идеи похода – 7 апреля. На нём было объявлено о моём желании провести Майский слёт "где-нибудь, да как-нибудь". И план похода постепенно стал претворяться в жизнь.
Сначала удалось узнать, что Стас Петров со своей группой К2-291 идёт в поход в сроки, более или менее меня устраивающие. Затем не без пассивного содействия Саши Гусевой я убедил его взять нас с собой. Дальше был разговор с Олей Новгородовой по поводу её планов на майские праздники, после него – с Вовой Прудковским о смысле пребывания, гребли и окапывания на даче. В продолжение всех этих дискуссий были получены отказы от некоторых людей, которые, большей частью, отправлялись на дачу. Среди них была и Наташа Лева.
Последним в этой сложной цепи действий, направленных на сбор команды, стал разговор с Таней Бадюль. Искреннее изумление, которое она изобразила на своём лице, узнав о походе, не поддавалось объяснению. На самом же деле её присутствие на Слёте не было его неотъемлемой частью, но после небольшой борьбы с собой я заставил себя убедить её пойти с нами. По некоторым причинам теперь не брать её с собой было, по крайней мере, нелогично, а вернее всего, что и глупо, тем более в свете новых фактов, открывшихся накануне похода.
В итоге мы пошли группой, состоящей из пяти человек:
Я (Дима Гуров) – Командир, ЗавСнар, ЗавПит, Костровой
Вова Прудковский – СнароВоз, ПровКолПит, Первый заместитель кострового
Саша Гусева – Отдыхающий, Ответственный за развлекательную часть
Оля Новгородова – Отдыхающий
Таня Бадюль – Отдыхающий, Зам ответственного за развлекательную часть.
Настало 30 апреля, день предэкзаменационного сочинения (забегая вперёд, хотелось бы отметить, что все написали его превосходно), и мы вечером должны были отправляться на Слёт. В силу некоторых дополнительных накладок (как-то: попить чайку, сбегать в старую школу пообщаться с друзьями, позвонить друг другу, предупреждая о задержке и проч.) сбор и отъезд производились в чрезвычайной спешке. Поздняя вечерняя электричка принесла нас на станцию "Подосинки" ближе к восьми вечера. На станцию, где меня встречали Стас и злой Танин взгляд, в котором читалась неприкрытая неприязнь ко всему здесь происходящему. До места студенческого лагеря надо было топать минут пятьдесят. Это значит парням – 40 минут, девушкам – целый час. В итоге на место мы пришли около девяти.
Вечерело…
I
Как разжигать костёр.
Всегда берите с собой девушек. Иногда девушки могут спасти вас от голодной и холодной смерти. Если вы уже что-то подумали, то, вероятно, ваши мысли не имеют никакого отношения к тому, что я хочу вам рассказать.
Тёмный, сырой майский лес. Одинокая палатка на краю заливного луга. И три девчонки около палатки, рядом с которой навалены немереные рюкзаки. Вот так это выглядело со стороны. Но вот лесную тьму прорезает луч фонарика, за ним ещё один – и вскоре на полянку, кряхтя, пыхтя и ругаясь, вылезают два парня, держа в руках брёвна и охапку хвороста. Оба, естественно мокрые, потому что прошёл дождь, голодные, потому что ничего не ели с четырёх часов дня, усталые, потому что потратили полчаса на поиск этого "рая для туриста" между лесом и болотом (будем смотреть правде в глаза). И эти вот парни с радостью готовы покидать быстро вещи под тент и лечь спать с тем, чтобы утром развести костёр из уже подсохших дров, а перед сном пожевать сухого супчика. Но девчонки готовы замёрзнуть заживо или умереть от голода, лишь бы только перед смертью взглянуть на огонёк пламени. И ребятам приходится отправляться за ближайший кустарник и разжигать там костёр, потому что под обозлённым взглядом девушек костёр гореть не хочет. Кроме того, на новом месте были удобно расположены крепления для тросика, который и был натянут в первую очередь. Теперь под ним предстояло развести костёр.
И вот мы с Вовой (мой читатель, конечно же, догадался, что это были мы) занялись этим трудоёмким делом. Вова сразу оттеснил меня от будущего кострища и начал играть свою роль. О тех шаманских способах, которые он использовал для разжигания костра, я раньше никогда не слышал. Он прыгал, ругался, читал стихи, бился головой о тросик, но костёр не хотел гореть. Тогда я предложил использовать сухое горючее, которое было у всех. Так мы лишились первой пачки. Но костёр не горел, даже когда под него подсыпали горючее. И мы пошли на крайние меры – начали читать стихи. И огонь потянулся на нашу поэзию. Сначала слабый синий огонёк, он постепенно разгорался, и вскоре таблетка сухого спирта, полыхая, ярко освещала прилегающие несколько метров. Тогда Вова взял несколько сухих веток, положил их на таблетку и попросил меня "это подержать". Я посмотрел ему в глаза, но они были полны самоотверженной решимости развести костёр, и я не нашёл в них то, что искал – капельку подлой смешинки. Поэтому я двумя пальцами одной руки прижал прутья к огню, а сам расслабился и решил хоть какое-то время погреться у огня. Но сухое горючее выдавало тепло весьма локально, а именно – вскоре стало обжигать мои пальцы. "Мне горячо, и я не могу больше держать прутья прижатыми к огню", - сказал я моему единственному собеседнику. Вова повернулся ко мне: "Что?" "Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ПРИЖИМАТЬ ВЕТКИ!!!" – закричал я, отдёргивая руку от пламени, при этом вскакивая с колен, ударясь затылком о тросик, спотыкаясь о кочку, которая так некстати выросла близ костра, и продолжая дуть на пальцы обожжённой руки. Откуда-то появилось желание заставить Вову самого держать полыхавшие вовсю ветки, но я сдержал его и лишь сказал: "Подбрось ещё дров покрупнее, и пойдём перетаскивать вещи".
Костёр был разожжён.
II
О теории доставки воды
Спустя некоторое время все вещи были перемещены к новому лагерю и, как им и положено, заняли всё предоставленное место – тент три на три. Из рюкзаков были извлечены и аккуратно положены на кусок полиэтилена все продукты, каны и прочий походный пищевой скарб. Саше и Оля мы вручили все имеющиеся у нас ёмкости для воды и послали к ближайшему водоёму – реке, – находящемуся в сотне метрах от палатки. Проходя мимо вещей, им удалось захватить с собой свечу и один из двух имевшихся у нас фонариков. Никогда не отпускайте девчонок одних на ночь глядя за водой. Разумеется, если в этот день вы хотите поужинать или хотя бы попить чай. Едва Саша и Оля скрылись за первыми деревьями, поляну окутал ночной мрак. Костёр давал слишком мало света, чтобы осветить поляну, а батарейки у последнего фонаря надо было экономить.
Над лесом наступала ночь. Только далеко на западе небо ещё чуть светилось тёмно-бордовым цветом – к хорошей погоде. Деревья с трёх сторон защищали лагерь от ветра, но всё ещё была вероятность дождя – вещи были сложены на одну половину тента и накрыты другой, после чего образовавшийся кокон плотно перевязан растяжками тента и связкой шпагата. Нам очень хотелось верить, что дождь не пойдёт, и поэтому не стали применять методы защиты от наводнений, оползней и селей.
Мы с Вовой отошли в сторону и стали обсуждать сложившееся положение, имея в виду отсутствие как канов с канистрой, так и Оли с Сашей. Было принято решение одному взять с собой последний фонарик и пойти на их поиски, в то время как другой должен был остаться с девушкой – отгонять волков. Для этого фонарь не нужен. На крайний случай можно было собрать "вспышку". Приняв такое решение, мы занялись заготовкой неприкосновенного запаса дров, потому что прикосновенный уже подходил к концу. Тут только я понял, чем занималась Таня всё это время, прошедшее с момента переноса лагеря под защиту деревьев – она настойчиво изображала грустного романтика: сидела в полуметре от костра, протянув к нему руки и изобразив на лице гримасу глубочайшей скорби и печали. Можно было решить, что в этом костре догорают её последние запасы еды, которых должно было хватить ещё, по крайней мере, на три дня.
Мне тоже нравится смотреть на пламя, при этом в голову лезут всякие приятные воспоминания, так что застать меня у костра с грустным видом почти невозможно. Можно – злым, можно – голодным, можно – сонным, читающим, спящим, ждущим – но не грустным. А Таня грустила. Наверное, опять что-нибудь вспоминает, – решил я. По своему опыту общению с этой девушкой – к тому времени я был знаком с ней уже более полутора лет – я знал, что для неё характерны именно грустные воспоминания (по крайней мере, она уходила в себя, оставив здесь именно тот внешний вид, какой был сейчас). Обычно люди забывают плохое и помнят хорошее – иначе невозможно было бы жить, но девушки – совсем наоборот. Девушки вообще не похожи на людей. В нашем случае тоже. Почему? Очень просто: возьмём типичных представителей людей – меня, Вову – и типичных представителей девушек – Таню. И кто скажет, что она на нас похожа – в того я первым брошу камень.
Я отдаю себе отчёт, что сам романтик и верю в волшебство и НЛО, но на мысли об этом нет времени, и я возвращаюсь на опушку леса к нашей палатке, куда Вова уже почти вытащил бревно. <…>
Я улыбнулся свои воспоминаниям и перевёл взгляд с Вовы, борющегося с поленом, на восток, где на чёрном, как вода, небе не было другого света, кроме как света звёзд. Вот под этим вот небом среди деревьев я и заметил огонёк. Только один. Значит, свеча потухла. Чтоб как-то отвлечь Таню мы заставили её искать супчики среди кучи еды, а сами отправились встречать водоносов, предварительно втащив бревно на поляну.
Девчонки выглядели так, как будто ездили за водой в Москву. Ну и где вы были, – спрашиваю я их. – За водой ходили? Опять в тот лагерь? У меня есть большое желание отправить вас ужинать туда… Мы с Вовой посмотрели на воду и переглянулись. Как вы её набирали – вместе с песком зачёрпывали? – выразил Вова мысль обоих. Ещё немного поругавшись (это было необходимо, чтобы снять наше напряжение и недовольство), мы приступили к приготовлению ужина. Таня, конечно же, просто просиживала штаны, гипнотизируя пламя, поэтому супчики пришлось искать самостоятельно. Найдя супчики, мы растолкали Таню, заставили её вскрывать пакеты и высыпать их содержимое в кан, предварительно разделяя это самое содержимое на собственно макароны и собственно приправу.
С той ночи я считаю, что доверять девушкам приготовление еды – вообще занятие бесполезное и даже вредное для здоровья. Мало того, что пришлось половником вылавливать целлофан с жиром, так Таня макароны не поломала и даже не посолила. В результате пришлось в аварийном порядке досаливать уже почти готовый ужин, а в половине двенадцатого – вылавливать полуметровые макаронины, предусмотрительно наматывая их вокруг вилки и завязывая на ней контрольные узлы. Съев больше восьмидесяти процентов всех макарон на двоих, мы с Вовой, сытые и довольные, собрались отправиться спать. Я встал и объявил о пятнадцатиминутной подготовке ко сну.
И тут позвонила Женя Бенгина. "ГДЕ ВЫ! Я НЕ МОГУ ВАС НАЙТИ!" – звучал её злой голос в трубке. – "У вас есть дальнобойный фонарик? Посветите кто-нибудь на дорогу!" Я не стал объяснять, что у нас нет не только дальнобойных фонариков, но искренне предложил посветить свечкой. В конце концов я дал отмашку своим карманным фонарем, и она с радостным криком: "Всё! Вижу!" – повесила трубку. Но заливной луг и известный только нам брод через огромные, никогда не высыхающие лужи в леске, отделяющем луг от поляны у реки, хранили нас от незваных гостей. До десяти часов утра никто не нарушил нашего спокойствия и уединённости.
Мы проверили все крепления "кокона" с рюкзаками, подтянули растяжки палатки и стали заползать по одному внутрь. На телеэкране нам часто приходится видеть, как дети спят с любимыми игрушками. Но я никогда не думал, что увижу такое вживую. Ни Саша, ни Оля не пожелали расстаться со своими рюкзаками и поэтому под общий шумок затащили их в палатку, тем самым сократив её объём на треть. И дело не в том, что палатка была маленькая, просто их вещи были расположены неудачнейшим образом. Не лучшим образом для всех нас расположилась и Таня. Как только Саша достала гитару и начала на ней играть, она, близоруко сощурившись, быстро прикинула необходимый разбег и точку посадки и, несколько раз перекувырнувшись, разлеглась точно посередине палатки. Голова её упёрлась мне в коленки, а ноги – в чью-то (Вовину) челюсть. В таком положении она и провела весь вечер, пока не заснула. Тогда мы заботливо её растолкали и запихнули в спальник.
Было без двадцати три, когда мы, закутавшись в тёплые вещи, последовали Таниному примеру.
III
Дерево
На следующий день я проснулся первым и тут же обнаружил отсутствие часов на руке. Перевернув всю палатку вверх дном, (а этот приходилось делать при спящих в ней четверых людях) я не обнаружил ровным счётом ничего. Видимо, опять Гусева ночью снимала со всех блестящие вещи и выкидывала их под тент.
Я вылез из палатки. Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы хорошо прогреть землю. Я огляделся. Солнечный свет не внёс никаких изменений в нашу реальную дислокацию: мы стояли именно там, где стояли, а не в каких-либо неожиданных местах, как это часто выясняется на утро, если лагерь разбивается в кромешной темноте. Поблизости не было никаких подземных озёр, драконьих пещер, пьяных студентов. Вообще никого и ничего подозрительно-интересного.
Все просыпались нехотя, и если бы я не встал, они, вероятно, провалялись бы и до десяти часов. Сейчас же было начало девятого – самое время разжигать утренний костёр, готовить еду, завтракать, наконец. Как и следовало ожидать, вторым из палатки вылез Вова, спустя десять минут после этого Таня стала подавать признаки жизни, ещё через полчаса – Саша и Оля. Мы не стали дожидаться, когда девчонки встанут, и отправились на поиски дров. Обходя лес, я вдруг услышал нечеловеческий крик: "УУУУУУУИИИИИИИХХХХ!!!! Ну и сушняк!!!!!" Я быстро нашёл место, откуда доносился этот звук. Для этого пришлось вернуться почти что к лагерю. Метрах в пятидесяти от него стоял Вова с закинутой головой и сладостно повизгивал. Проследив за его взглядом, я тоже обрадовался – прямо перед нами стояла высокая сосна метров в сорок высотой. Сухая. Сросшаяся с живым деревом. Ответвляется в полутора метрах от земли. Да ещё макушка в случае падения окажется в озере. И нижние ветки в трёх метрах над нами. Вот так.
Ясное дело: есть дерево – надо пилить. Идём за пилой, топорами, говорим девчонкам, чтоб поддерживали костёр, а сами отправляемся на бой с деревом. Жестокая битва. После неё останутся только двое. Проигравший будет сожжён на костре… В общем, распилить и разрубить ствол удалось только до середины. Дальше дерево наклонялось и зажимало двуручку. Тут Вова вспоминает, что у него есть сорок метров "восьмёрки". Я ругаюсь, что он не вспомнил раньше, потом иду за ней, а провинившегося заставляю лезть на дерево и привязывать свободный конец над ветками. Когда всё готово, отходим за берёзу, к которой крепим систему из подвижного и неподвижного блоков. Натягиваем верёвку, крепим её к берёзе, сами берём топоры и начинаем ещё рубить пилить, тесать – делать всё, чтобы уменьшить площадь крепления будущих дров к будущему пню. Многократное повторение операции натягивания троса и подрубки ствола отнимает много времени и сил, но делает своё дело. Через полчаса мы, последний раз перетянув верёвку, цепляем второй конец верёвки посередине ствола, после чего начинаем раскачивать дерево вверх-вниз, надеясь тем самым вызвать критическую перегрузку, которая привела бы к перелому ствола. Ну, качаем, дерево трещит, гнётся, но не ломается. Создаётся впечатление, что там, на высоте, его верхушка опирается на соседнюю берёзу, стоящую в достаточном отдалении от неё. Пришлось ещё несколько раз подтягивать трос, прежде чем мы достаточно натянули верёвку для последнего штурма. Напрягаемся изо всех сил, тянем верёвку, верёвка почти рвется, и в самый последний момент слышится треск ломающихся веток, дерево падает точно по направлению к озеру, но чуть раньше ломается его верхушка (видимо, как раз о ту самую берёзу) и с грохотом разлетается на веточки в пяти метрах от берега. Дровами мы обеспечены.
Возвращаясь с победой в лагерь, мы надеялись, по крайней мере, на завтрак. Но девушки так активно поддерживали костёр, что пришлось всё разводить заново. Через четверть часа мы стали жарить сосиски, которые успешно тут же и съели. За обращение с огнём девчонкам был сделан выговор, в качестве же наказания их послали за водой. Тем временем ребята решили привести лагерь в божеский вид: разложить вещи, перетряхнуть палатку, найти часы. Как и ожидалось, они лежали под тентом в Сашиных ногах. Но без застёжки. "Наверное, взяла себе", – решил я и успокоился – дома лежала запасная как раз на такой случай. Закончив с уборкой, мы решили надеть системы и в таком виде побегать по лугу. Пока закончили одеваться, пришла другая идея – полазить по деревьям. Да банально, но зато это не повергнет девушек в шок, когда они вернутся.
Но вернулась одна Таня. Она шла медленно, опустив голову. Когда она приблизилась, мы увидели, что она чуть не плачет. "Они… бросили меня… и пошли в другой… лагерь…" – говорила она, шмыгая носом. "Ну не плачь, пойдём с нами лазить, если хочешь. У нас как раз есть ещё одна система, " – был ответ. Таня утёрла нос, улыбнулась и начала влезать в систему. Таких нестандартных девушек я ещё не видел: "беседка" не сходилась. Даже на мне, кажется, была уже. <…>
Для разминки было решено натянуть между двумя отстоящими друг от друга на расстоянии метров в десять деревьями переправу и пролезть по ней каждому. Перелезая, каждый запечатлелся на фотоаппарат, однако по идейным причинам эти кадры пришлось засекретить и закрыть в архивах.
Следующим шагом был подъём на дерево со страховкой – вполне мирное занятие, которым каждый неоднократно занимался в детстве. Привязали Вову – залез, посидел там немного, осмотрелся, потом слез. Привязали меня – поднялся, стукнул два раза по карабину, запустил попавшейся под руку веткой в страхующих, тоже слез. Последние пять метров – дюльфернул. Потом прицепили Таню к страховочному тросу и отпустили. Не спеша, срываясь с каждой ветки, она поднималась к блоку, функции которого выполнял карабин. Я тем временем, знай себе, вытравливал трос через "восьмёрку", закрепляя его через каждые сорок сантиметров. Когда Таня, наконец, достигла своего апогея – это в паре метров от карабина, – она опустилась на ветку и стала внимательно разглядывать окрестности. Как позже выяснилось, это заняло у неё больше сорока минут. А пока я ещё раз перетянул трос вокруг "восьмёрки", накинул петлю и разлёгся под деревом. "Посидит пять минут и слезет", – подумал я. Полежал чуток, но она не слезала. Я выразил своё неудовольствие в устной форме. "Можно я ещё посижу" – ну как можно отказать???
Вова сидел напротив меня, прислонившись спиной к сосне с Таней. Я повернулся к нему и напомнил с улыбкой:
– Знаешь, за что я ненавижу девчонок?! – Вова как всегда лишь улыбнулся в ответ.
– Нет, а я тебе всё-таки расскажу. Нельзя же всё время говорить намёками! Ты, думаю, поймёшь, что я имею в виду, конечно же, не всех. Встречаются и нормальные девчонки. Дружбой с одной из них я очень дорожу – этот человек никогда меня не подводил. Всегда готова помочь – как тогда на дне рождения – помнишь, кто первой вскочил, когда я попросил двоих сходить со мной за чаем? Да, Наташа. На самом деле я и сам мог тогда принести и расставить чашки, торт и мороженое, но представился прекрасный шанс проверить, кто из моих друзей чего стоит.
– Но почему тогда ты попросил двоих?
– Потому что первой была бы всё равно Наташа – я даже не удивился, когда она встала и предложила свою помощь. Надо было найти второго – выбирая из Оли, Саши, Насти и, конечно же, Тани. Тогда я думал, что поднимется последняя. Ничуть не бывало – сидела, как будто и не слышала просьбы. Нет, я не обвиняю её, со всеми бывает, просто понял цену её дружбы. Вообще же я разочаровываюсь в некоторых с каждым днём всё больше и больше.
– Хорошо, зачем же ты тогда взял её с собой. Почему не взял Наташу, если так к ней относишься?
– Объясню. Наташа, как и многие другие сегодня, отправилась на дачу. Не знаю, чем девчонки занимаются на даче, но, скорее всего, не копают, а отдыхают. А почему пригласил в поход Таню – вопрос, требующий знания многих факторов, на первый взгляд никак не связанных ни со мной, ни с ней. Если вкратце – то это вытекает из того, что мы оба делали прошлым летом, но – отдельно. Потом были "сорок пять дней" – начиная с новогодней ночи, в эти дни мне пришла в голову мысль всё повторить – на этот раз вместе. Когда я болел в феврале – многое изменилось, но идея похода осталась. Теперь же не брать в поход человека, из-за которого мы все здесь, собственно, и сидим – не честно. Я не буду решать её проблемы, сказал ей, что здесь будут студенты – значит, здесь нас ждут студенты. То, что она собирается меня убить (помнишь разговор на станции) – меня волнует ровно столько же, как то, что нам не хватит еды.
– Подожди, подожди, о каком разговоре ты говоришь? Когда вчера она оттянула тебя в хвост колонны, что-то долго рассказывала, а потом шла молчаливая до самой стоянки? Извини, но я не слышал его. Не мог бы ты вкратце рассказать о нём.
– Мне очень жаль, но накануне у неё были такие глаза, что казалось, будто содержание этого разговора она хочет оставить между нами. Если будет возможность – спроси её сам…
– Обязательно спрошу, но пока, может, ты раскроешь, за что ты ненавидишь большинство девчонок? Если я правильно понял, ты терпеть не можешь Таню, а что же остальные?
– Нет, ты меня понял не правильно. Таню я терпеть могу. Но это какая-то другая Таня – не та, что была раньше, честная, добрая, отзывчивая…
Страховка дёрнулась, и я увидел, что девушка встала на ветке, где сидела раньше, и, прижавшись спиной к стволу, устремила свой взгляд к необъятным далям. Я подтянул трос.
– Вот смотри – а сейчас даже ничего, можно смотреть без ненависти в душе – добавил я, и мы оба замолчали.
Солнце было в зените и ярко светило, редкие облака не отбрасывали тени, воздух становился всё теплее.
– Девчонки наглеют в последние годы, – я первым прервал молчание, – нельзя же так откровенно пользоваться правами другого пола. Пролезать везде первыми, занимать чужие места на отчётных мероприятиях, а потом смотреть в глаза, как бы говоря: "Ну, ты мне не уступишь?" Я поражаюсь их глупости – нельзя писать все работы, имея правильные ответы под рукой, на оценку, которая ниже результата, полученного без шпаргалок…
– В этом я с тобой согласен.
– …и я не говорю уже о простом хамстве – копаться в личных вещах преподавателя в поисках ответов, которые будут выданы за свои, проставлять "плюсы" около ответов, что бы потом сдать работу и получить жалкую тройку.
Да и справедливости при общении с девушками ждать не приходится. О каком равноправии может идти речь, когда их не считают зачинщиками всех конфликтов – всё достаётся нам. У них не проверяют лекции, их работы не проверяют так придирчиво…
– А ещё они так же пьют, курят и ругаются матом, так? – закончил Вова мою мысль.
– Да. Интересно, что скажут на это сами девчонки. Каждый раз, когда я вижу подобное и хочу поговорить с виновницей происшествия, у меня от вопиющей наглости руки опускаются – не хочется с ней говорить целый день. Вот так.
Я зевнул. Слишком уж устали с утра, когда пилили дерево. В сон не клонило, но мышцы болели так, что будь здоров. Трос постепенно натянулся, и я увидел, что Таня пытается слезть. "Умеет она находить время", – решил я и начал понемногу стравливать верёвку. Понемногу Таня добралась до нижних веток – дальше оставались только маленькие сучки и три метра высоты. Если бы не наша с Вовой смекалка, она могла бы спускаться ещё минут десять – мы раскачали конец верёвки, к которому была прикреплена Таня, так, что оторвали девушку от ствола, после чего я дюльфернул её об землю.
Полежав немного, она встала, отряхнулась, подленько так улыбнулась и заявила, что готова лезть снов хоть сейчас. Но нашим следующим упражнением было довольно непростое задание: влезть на дерево по верёвке с помощью двух прусиков (прусик – петля из "четвёрки", сантиметров шестьдесят, если вытянуть в длину). Мораль: никогда не пользуйтесь дюльферами, если не знаете, как они работают. "Лепесток" вообще непонятно как крепится к тросу, а у "рыбки" трение никакое – сорвётесь почти наверняка. Старая добрая стальная "восьмёрка" куда эффективней, правда перетирается быстро. Так что Тане реально пришлось слазить по дереву, стравливая по очереди то прусик, то "восьмёрку".
Пришли девчонки – время к обеду. На обед у нас были макароны. Вот в чём мы не испытывали недостатка, так это в макаронах. Макарон было много – полтора килограмма, поэтому кило с четвертью в Москву тащил Вова – по его совету их некуда было девать.
После обеда ничего не хотелось делать, поэтому был объявлен заслуженный отдых. Во время отдыха мы занялись заготовкой дров (как и в любое другое свободное время). А тут ещё и Сашка под горячую руку попалась – предложили ей надеть систему и влезть на дерево. После недолгих уговоров она, конечно же согласилась (нам бы в рекламные агенты идти). На неё тоже ни "беседка", ни верхняя обвязка сразу не налезли, но после Тани меня уже ничто не удивляло. Подошли к дереву, прицепили Сашу к тросу и она полезла. Ну не полезла (нельзя же так нагло врать людям), а добросовестно повисла, поджав под себя ноги. Пришлось Вове её подсаживать, в то время как я подтягивал страховку. К этому времени подбежала Таня, жизнерадостно попрыгивая и хлопая в ладоши: "Давайте я так залезу, без страховки". "Нет", – дружно ответили мы. "А, ну хорошо, тогда я полезла", – и полезла.
"Таня – она и есть Таня, ни дать, ни взять", – процедил я сквозь зубы, чтобы не выронить травинку, намекая на известную в нашем круге поговорку. Сашу мы достраховали до верхней трети дерева, но дальше лезть она отказалась. По правилам восхождения до начала спуска она должна была два раза стукнуть по карабину. Чтобы стимулировать её подъём к вершине мы привязали нижний конец верёвки к дереву и начали кидать в неё попадающимися под руку шишками, ветками, болтами и конфетками. Наконец наши труды возымели действие, и Гусева поднялась ещё на метр-полтора. Оля Новгородова тем временем оставалась лишь безмолвным наблюдателем, так как лезть наотрез отказалась. Когда же над головой Саши начали сгущаться тучи, мы поняли, что пора её снимать – по дождём это делать гораздо менее весело. Но на дереве оставалась Таня – она боялась начинать спуск без страховки, а крики: "Ловлю! Ловлю!" – видимо, не произвели на неё должного эффекта. Пришлось лезть мне. По дороге придумывал план: надеть на неё обвязку, пристегнуть к себе, сесть рядом – поиздеваться. К моменту, когда я достиг Таниного уровня, последний вариант казался более приемлемым. Я расселся рядом на ветке и стал задавать обычные в таких случаях вопросы – сколько времени, не холодно ли ей, какая завтра будет погода. И тут под её ногой сломался сук. В глазах у меня потемнело – я не собирался на следующий день тащить до Москвы её рюкзак. Сегодня мне кажется, что лучше бы она сорвалась тогда. Но она не упала – помогли уверенность в себе, сильный характер и, конечно, мёртвая хватка, которой она вцепилась в дерево. Минут через десять мы, наконец, уговорили её слезть.
IV
Вечер
Небольшой перерыв – и мы снова нашли себе занятие. Вот так как были, в системах, с прусиками на шее и карабинами и дюльферами на поясе, мы вышли к реке и решили прогуляться вдоль неё. Но – вдвоём. Люди играют в волейбол, никого не трогают, хорошо себя чувствуют, и тут мы. Но надо отдать им должное, они сделали вид, как будто мы, по крайней мере, в ластах и маске, но не более того. Походили, порекламировались, но спустя полчаса вернулись в лагерь. Лагерь был пуст. Только Таня одиноко сидела в палатке, уткнувшись носом в колени. До ужина ещё оставалось время, так что пришло время тому, что мы откладывали на потом – рубке толстенного бревна вдоль.
Занятие не из приятных. Те более с нашим набором инструментов: узкий топор с длинной ручкой и, соответственно, широкий топор с короткой ручкой. Поставив бревно на торец, мы по очереди стремились вбить свой инструмент поглубже в полено. Работали, разумеется, не одновременно, пока один рубил, другой ухахатывался. Потом менялись. Но Таня делала вид, будто нас нет. Такого отсутствующего взгляда я давно не видел (вот уже скоро четыре месяца). И даже когда мы стали готовить ужин, она не просто отказалась от еды, а ещё и удивилась, будто мы предлагали ей жюльен с грибами. Приготовление пищи проводилось в крайне экстремальных условиях. Порывистый ветер стремился сорвать тент вместе с палаткой и Таней в ней. Более того, продел никто из нас двоих готовить не умел, и в съедобности получившегося продукта пришлось убеждаться экспериментально. Оля с Сашей на ужин не пришли. А жаль. Продел тоже пришлось тащить обратно.
Смеркалось.
Дождь закончился, не успев начаться. Облака быстро разошлись, и на небе проступили первые звёзды. Мы разложили преферанс, чтобы дождаться темноты. Когда темно стало настолько, что карты пришлось смотреть, подходя по одному к костру, мы прервали игру. Я объявил конкурс на простую высокоинтеллектуальную игру. Помолчали.
– Ребята, я, кажется, придумал, – заговорил, наконец, Вова.
– Предлагаешь связать шнурки и побегать в таком виде по лугу? – прочитал я его мысли.
– Да, а как ты догадался, – спросил он, не надеясь на ответ.
– А ты веришь в волшебство? – я уже связывал его и свои шнурки с Таниными.
Да, тяжело развлекать девчонку, особенно когда она в таком настроении, да ещё если это Таня… Все были в турботинках, поэтому идти было гораздо проще, чем, скажем, в кроссовках. И вот такая странная компания, держась за руки, на каждом шагу спотыкаясь и падая, через полчаса вышла на дорогу вдоль реки уже по колено в грязи. Ещё час ушел та испытание различных способов передвижения, среди которых хотелось бы отметить "танчик", "черепашку", "простой треугольник" и "инвертированный треугольник". Тут же мы приняли решение, что подобный конкурс полезно будет предложить десятиклашкам на Дне Лицеистов в будущем учебном году. Мы сделали петлю вокруг леса, оказавшись на противоположном от лагеря краю луга. И с каких пор я стал не доверять своему зрению и надеяться на Танино?..
…Саша с Олей сидели у костра, когда у первой зазвонил телефон. Саша нехотя поднялась – уж очень удобно она сидела на бревне. Расстегнув куртку, она достала "мобильник".
– Да, Дим…
– Привет Саш, вы в лагере?
– Да, а как у вас дела?..
– В нашем?..
Я не стал дожидаться ответа, потому что молчание, установившееся в эфире, могло продолжаться ещё достаточно долго. Мы ломанулись в лагерь через поле, круша всё на своём пути. Удивительно, но когда мы пробежали втроём со связанными шнурками по кочкам триста метров, штаны выглядели почти так же, как после переправы через реку, причём каждый тащил верёвку.
Вечер был бы занят до самого конца, ведь завязать узел крепче, чем это сделал я, было бы трудно. Однако один фонарь и два ножа решили нашу проблему относительно быстро. Мы последний раз сходили за дровами и сели у костра читать Даниила Хармса. Трудно сказать, писал ли он сои произведения для чтения в два часа ночи у костра в лесу на холоде при луне втроём, но что до меня – то я предпочитаю Ричарда Баха или "Маленького принца" – следуя примеру более компетентного в этом плане человека.
Были у нас и карты, и песни у костра, и стихи, и ссора, и примирение… Мы вышли в поле, чтобы полюбоваться на звёзды. В эту ночь звёзды были высоко и далеко. Холодные северные звёзды. Все как-то сразу вспомнили байки про звёзды, но ни один так и не нарушил ночной тишины. В поле было свежо – не мешал тот дым, который доставал нас весь день. Свежо но холодно. Пришлось вернуться. Скоро нас почтили своим присутствием и Саша с Олей. Как только они вернулись, компания сразу стала готовиться ко сну. Девчонки оккупировали палатку, и нам без них на улице одним стало как-то не по себе. Вова уже снял линзы, переоделся, я натянул носки, шапку, а они всё занимались там неизвестно чем. Наконец нам было дозволено войти, что мы и сделали. После тяжёлого дня все просто валились с ног. Через пять минут лагерь спал.
Ночью меня мучили кошмары. <…> "Нет, не может быть", – тряхнув головой, я с облегчением отогнал от себя видение, отвернулся от Тани, зарылся носом в свитер, что подложил себе под голову, и больше до утра меня ничто не беспокоило.
V
Возвращение
Наступило утро. По обыкновению я встал раньше всех. Часы были на месте. Это меня обнадёжило. Выйдя на улицу, я обнаружил, что костёр ещё дымился. Мы не затушили его накануне. Быстро, пока он не передумал дымиться, я развел его заново, разогрел воду в канах и в целях эксперимента развёл в ней сухое молоко, а в растворе – кашу. И нормально. Все просыпались и поднимались в том же порядке, ничего нового изо дня в день. После завтрака у нас было порядка шести часов до выхода из лагеря, и эти пять часов мы должны были потратить на раскладку продуктов. Но время шло, а еды всё не отбавлялось. Мы ели, и ели, и ели, и ели. И всё то же. С криком: "Так не достаньтесь же вы никому!" – Оля бросила конфеты в костёр. Туда же отправились и некоторые другие продукты. А вот два килограмма огурцов мы доели. Равно как часть хлеба, сыр, колбасу и другие мясомолочные продукты.
Вот от четырёх часов осталось только три, и мы сели играть в карты. Нет, не на стихи, не на песни. Просто так, на интерес. Конечно, когда надо, проигрывает всегда Таня. За это мне девчонки тоже не нравятся. За час до выхода Вова стал лихорадочно собирать рюкзак. На дно полетело снаряжение – мы на нём прыгали всем лагерем, – за ним металл, потом каны, спальник, оставшаяся еда, сверху были документы и личные вещи в завязанном целлофановом мешке на случай, если пойдёт дождь. Сбоку к рюкзаку он пристегнул пилу.
Из-за того, что мы вышли из лагеря на три минуты позже, я гнал группу без привалов с такой скоростью, с какой я в Москве опаздываю на встречи. Пока мы шли, я снова и снова пересчитывал время о поезда, и к станции мы пришли как раз вовремя – за пятнадцать запасных минут до электрички. Время, предусмотренное на случай непредвиденных аварий, задержек, проблем.
Вагон был почти пустой. Люди сидели даже не на каждой лавочке. Мы заняли свои места около одного из выходов и продолжили игру в карты. Игра хоть и увлекательная, но быстро надоедающая. Через полтора часа она так меня достала, что я уже собрался выходить. Однако ж поезд знал своё дело: тем временем мы как раз подъезжали к моей станции. Я вздохнул с облегчением и стал готовиться к выходу: накинул рюкзак и кепку. Электричка остановилась. Честно говоря, мне жаль было расставаться со всеми ними. Я бы пожил в лесу ещё хотя бы денёк.
Я попрощался с Таней и повернулся к Вове:
– Обещай мне, – сказал я, – что если с ней что-нибудь случится – я узнаю об том первым.
– Обещаю.
Мы пожали друг другу руки.
– Да пребудет с тобой Сила.
– Да пребудет с тобой Сила.
Я ещё раз взглянул на девушку и вышел на платформу. Солнце клонилось к горизонту. Я проводил взглядом поезд, поправил шнурки и зашагал к дому.
Вечерело.